– Прогуляться.

– С дядей Максом?

– Одна. Дядя Макс уехал по делам.

– А ты пошла прогуляться?

– А я пошла прогуляться.

– А почему он поселил тебя не у себя? Насколько мне известно, дом у оврагов много лет оставался нежилым.

– Макс сделал в нем ремонт. Частично. – Все-таки она отхлебнула чаю и откусила от печеньки. Неизвестно, когда еще доведется поесть в следующий раз. – Купил все самое необходимое, запасся продуктами к моему приезду.

– Это понятно. Но в его собственном доме для жизни юной барышни условия куда более подходящие. Так почему он не отвез тебя к себе?

– Он планировал.

– Планировал?

– Да, он сам мне сегодня это сказал. Он даже собирался оформить на меня свой дом. Видите ли, я его единственная родственница. – Юля врала и очень надеялась, что этот человек с усталым, но очень внимательным взглядом ее не раскусит. Отчего-то ей казалось важным нарисовать портрет Макса как можно более яркими и светлыми красками.

– Позволь, так зачем же в таком случае он делал ремонт в доме у оврагов? – Раскусил. – Я тебя понимаю, Юлия, и ни в коем случае не осуждаю твое желание защитить дядю. Но и ты должна меня понять. – Он сделал большой глоток, обжегся, задышал открытым ртом. – Горячо, – сказал с виноватой улыбкой. – Сегодня ночью мы нашли неоспоримые доказательства.

– Доказательства чего? – Внутри сначала все заледенело, а потом онемело.

– Доказательства его причастности к случившемуся. К тем девушкам, которых обнаружили в овраге. Послушай меня, Юлия. – Он больше не играл ни в доброго, ни в злого полицейского, он просто делал свою работу. Как умел, так и делал. – Послушай и попытайся понять. В городском доме твоего дяди нашли улики.

– Какие улики?

– Есть все основания полагать, что это личные вещи погибших девушек. Конечно, понадобятся экспертизы, но это лишь дело времени. Ты знаешь, чем он зарабатывает себе на жизнь?

– Нет. – Юля мотнула головой. Верить в услышанное не хотелось. Она и не верила.

– И в мастерской его ты тоже не была?

– Нет.

– Твой дядя занимается кузнечным делом. В наших краях он один из лучших. Я видел его работы, скажу честно, они поражают.

Вот, значит, откуда у него раны и ожоги на руках. Ее дядюшка Макс не просто безбашенный байкер, он кузнец, работы которого поразили даже старшего следователя Самохина.

– Что вы нашли в его мастерской? – Чай, кажется, тоже заледенел. Как можно было им обжечься?!

– Крылья. – Сказал и откинулся на спинку стула, приготовился наблюдать за реакцией.

– Из… проволоки?

– Нет. Кованые. Но проволоку мы тоже нашли. Целый моток. И она точно такая же, как…

– …Но экспертизы еще не было?

– Будет. И судебно-биологическая экспертиза тоже. Но знаешь, в чем загвоздка? Вчера в овраге твой дядя оставил свой биологический материал на каждом из найденных тел.

– Он искал…

– Я понимаю, ты считаешь, что он искал свою пропавшую невесту.

– А что считаете вы?

– А я считаю, что он сделал это намеренно, чтобы запутать следствие. Как теперь понять, когда именно его генетический материал попал на тела жертв?

– Зачем вы мне все это рассказываете, Петр Иванович?

– Затем, – он подался вперед, – что я не верю в совпадения. Этих девушек нашла именно ты. Ты нашла девушек, а мы нашли улики. Ты с самого начала что-то знала, Юлия. Или что-то подозревала. И не пытайся убедить меня, что ты не боишься своего дядю. Я присутствовал во время его задержания, и я видел твое лицо. Ты боялась его так сильно, что готова была бежать куда глаза глядят.

– Мы поссорились. Я вам уже говорила. Мы поссорились, и я вышла на свежий воздух отдышаться…

– С рюкзаком, деньгами и документами? – Он улыбнулся. Во взгляде его были усталость и жалость. Он не был плохим человеком, этот старший следователь Самохин. Он просто искренне заблуждался.

– Так получилось.

– Хорошо. – Он перестал улыбаться. – Хорошо, что так получилось. Благодаря тебе, Юлия, этот кошмар больше не повторится.

– Это не он.

– Это он. Прости. Скажи-ка, у тебя есть кто-либо близкий? Кроме него?

– Нет. Но если вы попытаетесь меня куда-нибудь сплавить, то я…

– Что ты сделаешь? Сбежишь? Послушай, Юлия, мне кажется ты все-таки что-то знаешь.

– Возможно. Но мне нужно сосредоточиться, все хорошенечко обдумать, вспомнить. В спокойной обстановке. Понимаете, товарищ старший следователь?

– Ты меня сейчас шантажируешь, девочка? – Он сощурился.

– Ни в коем случае. – Она замотала головой, а потом сказала доверительным шепотом: – Вы ведь все равно его уже задержали, изолировали от общества и от меня. Что случится, если я поживу какое-то время одна?

– Одна? – Он многозначительно хмыкнул.

– Пока идет следствие. Макс оставил мне деньги, а продуктов в холодильнике хватит на несколько месяцев. А кто-нибудь из ваших людей может за мной присматривать. Или хотите, я сама буду приходить к вам отмечаться.

Прежде чем ответить, он тяжело вздохнул.

– Откуда ж вы беретесь такие эмансипированные?

Юля пожала плечами. Старший следователь Самохин долго рылся в своих бумагах, а потом спросил:

– Тебе сколько? Шестнадцать?

– Будет семнадцать. Через пару недель.

– Ладно, с органами опеки я пока повременю. А ты обещай мне, что подумаешь, вспомнишь все, что забыла. – Он многозначительно хмыкнул. – Но долго не думай, у меня терпелка не бесконечная. Ну и присматривать я за тобой буду. Ты уж не обессудь. Эмансипированная ты там или не очень, а мне проблемы не нужны.

Девочка что-то знала. И боялась. Вот только сейчас, после этой их беседы, Петр Иванович уже не был так уверен, что боялась она своего дядьку. Ну не стала бы нормальная барышня выгораживать маньяка-убийцу, а эта синеглазая выгораживала. И как же на Лину похожа девочка! Вот прямо одно лицо! Думать про Лину он себе тут же запретил. Давно это было. Было и быльем поросло. Это только кажется, что первую любовь не забыть. Вот он почти забыл. А то, что напился, как узнал, что с Линой стало, так это такое дело… Человек умер. Да не просто умер, а руки на себя наложил. Как от такого не запить? Ну и за упокой души, чтобы хоть там ей было хорошо, если уж на земле не получилось.

А потом вот эта синеглазка, Линина дочка, нашла тех девочек, которых в отделе уже прозвали мертвыми ангелами. Разве ж может быть такое совпадение?